 | рындин акварель |
|
. Уже на десятке метров задрожали колени. Из окна пятого этажа могу сколько угодно смотреть и ничего не дрожит, а тут... Но руки пока не сдаются, цепляются за скобы намертво. И сам пока в силе: надо ползти дальше.
. Но едва миновав растяжки сразу чувствую раскачку. Останавливаюсь, смотрю вверх - макушка заметно описывает круги. В принципе, бояться нечего, труба сто лет стоит, не падает, не упадет и сейчас, но все-таки страшновато: может сбросить.Хотя за спиной обручи. Но если мозги откажут и обручи не помогут. Страх приходит не от реальной опасности, а от впечатлительности мозга. Как-то читая справочник о своей болячке вдруг узнаю возможные трагические последствия. Голова сразу закружилась, затошнило и, если бы не было рядом дивана, наверно бы свалился со стула в беспамятстве.
. Зная свои особенности внушаю себе безопасность. Но раскачка всё ощутимее. Эти мудрецы закрепили растяжки слишком высоко и силы ветра достаточно, чтобы трепать нижнюю часть, а та передает волну наверх и верх болтается как палка колбасы в руке, только не из стороны в сторону, а кругами: ветер не постоянен: то с одной стороны, то с другой и получается вот такая колбаса.
. А ползти ещё метров пятнадцать. Уже и руки бастуют, то и дело останавливаюсь - борюсь со страхом, то есть с дрожью в теле. Доползу ли? Уже сам себе не верю: что окажется сильнее - страх или страсть. Хочется-то многого, страсти хватает , а страх тормозит: это нельзя и это нежелательно. А что в остатке?
. Но хоть и медленно, хоть почти в бессознании, но ползу, считаю каждую оставшуюся скобку. Но чем выше, тем меньше ощущение мандража, как-то спокойнее. Может быть предчувствие финиша и радость за своё терпение? А надо-то всего лишь коснуться краешка тарелки и сразу вниз, домой.
. Наверху холоднее. Да ещё железо холодит, руки замерзают.
. Останавливаюсь, смотрю ещё раз вверх - немного! Вниз смотреть боюсь - а вдруг?! Но пока отогреваю руки, оперевшись спиной на обруч, глаза бегают из стороны в сторону и,наконец, бросаю взгляд сначала на ноги, перевожу ещё ниже и добираюсь до земли.
. Меня никому не видно: на улице поздний вечер, темно, свет идет только от окон домов и от полной луны. Но все равно внизу что-то можно разглядеть: машинки помигивают охранной сигнализацией; прохожие спешат, уткнувшись носом в землю; даже бродячих собак видно возле мусорки. В принципе, ничего интересного, но ощущение опасности оживляет осенний пейзаж, расцвечивает. Из окна виден только первый ряд густой листвы, но я вдвое выше самых высоких берез и сверху мне все эти березы, клены, ясени, рябины кажутся живым ковром. Красиво!
. Все-таки голова чуть покруживается от сильной раскачки, но , кажется, я уже и к раскачке привыкаю. Ещё три, может три с половиной метра и тарелка будет достижима. Это не моя тарелка, наверно кто-то из котельщиков засунул, но мне до неё нет дела, мне она как цель, как финишная лента - коснуться и - вниз.
. Вообще-то уже и страх прошел, чувствую себя как дома, даже не хочется спускаться, видно, переборол себя. Но ползу так же медленно, осторожничаю. Это больше прагматизм, чем сознание опасности.
. Касаюсь одним пальцем, издаю победный писк и быстро, бесстрашно скольжу вниз.
